Мне кажется я вот-вот зареву, но мне плевать, как отнесётся к этому мажористый одиннадцатый «Е». Это Сонин день.

Ольга Александровна меня благодарит, начинает расспрашивать, чьи стихи, и тут…

- Хреновые стихи, Щепкина, я бы не стал позорится. – немеет тело, сначала просто немеет, слышу, как сквозь слой ваты смачный ржач одноклассников. - Сама сочинила, признавайся?

- Торопов, что ты себе позволяешь? – учительница, конечно, пытается вмешаться. А я просто смотрю на него.

Тор. Бог грома.

- Ольга Александровна, я не прав? Это же просто унылая графомания. Такое надо убивать в зародыше. Щепкина, ты слышала есть выражение - если можешь не писать не пиши?

Он ухмыляется. Такой наглый. Такой сытый, ухоженный. Сильный как бык. Красивый. Живёт на полную катушку. Так, словно весь мир для него.

А главное – он здоровый!

Он живёт, а моей Соньки нет! Почему мир так несправедлив? Он живёт, а её нет!

Он красивый, успешный, у него все впереди!

А её нет!

Я отдаю себе отчет в том, что делаю. Я не в состоянии аффекта. Это состояние я уже пережила, знаю, каково это.

Нет, я в полном порядке.

Подхожу к парте, за которой сидит Тор и просто плюю ему в лицо.

- Мразь.

Оглушающая тишина. Я сама не ожидала, что так будет. Класс затих, так стихает все вокруг перед бурей.

Даже классная молчит.

Торопов сжимает челюсти. Достает из кармана пиджака платок, вытирает лицо, и смотрит на меня. Вижу, что внутри его глаз разгорается ярость. Вспыхивает стремительно. Но он сдерживается.

- Придётся просить прощения, Калерия…

Меня никто тут не называет этим именем! Просто никто его не знает. Меня представили как Леру, и даже некоторые учителя называют Валерией, не зная, что у меня другое имя. Откуда?

- Мечтай, ублюдок. – шиплю тихо, слышно только ему.

- Лера, Рома, в чем дело? Ребята, так нельзя себя вести, вы на уроке.

Подхожу к парте, спокойно складывая вещи.

- Лера… Щепкина? Что ты делаешь? Я никого не отпускала, я…

Молча закидываю на плечо рюкзак и ухожу.

На следующий день мне впервые страшновато идти в школу. Но я иду.

После уроков меня ждут Коршун и Да Винчи.

- Пошли с нами, Щепка.

- В смысле? Отвалите.

Пытаюсь их оттолкнуть, но меня хватают, сжимая довольно грубо за горло.

- Сказано – идешь с нами, поняла, овца?

Я хочу сказать, что не собираюсь никуда идти, но меня просто берут и тащат. Силой. Тащат куда-то в сторону актового зала, заводят в какую-то каморку, где я ни разу не была. Понимаю, что это какое-то подобие радиорубки. Даже с окном, в котором видно зал и сцену.

Тор сидит на столе, придвинутом к этому окну. В каморке почти весь класс.

- Ну, привет, мышка.

Молчу. Сказать мне нечего. И как ни странно, мне совсем не страшно.

Я понимаю, что убивать меня они вряд ли будут. Могут сделать больно. Но к боли я довольно равнодушно отношусь. Боль можно терпеть.

- За свои поступки надо отвечать, Калерия.

Он нарочно смакует моё имя, произносит с издевкой. И смотрит с прищуром, словно сканирует. Словно пытается понять. Что я буду делать, чего от меня ждать.

- Готова ответить?

Мне смешно. Я как Жанна Д’Арк перед судом инквизиции. И костры этой инквизиции горят у них в глазах.

Только сейчас замечаю среди одноклассников Селену. Что она тут делает? Смотрит испугано.

Мы с ней стали немного общаться. В основном не в школе. Как-то я встретила её, когда возвращалась от Анфисы домой. Оказывается, она тоже живёт в элитном поселке. Почему-то мне казалось, что она совсем не мажорка. Мы тогда погуляли вместе, поговорили, обменялись контактами. Потом переписывались в сети. Так, ни о чём. Мелочи какие-то обсуждали.

- Так что, мышка?

- Торыч, не тяни уже кота за одно место, - это подвякивает кто-то из парней. Не из Торовой банды.

- Ты меня оскорбила. Нужно попросить прощения.

Всего-то?

- Прости, - ухмыляюсь нагло. Думал, буду молчать?

Смотрю на него и не понимаю, почему он такой?

Он ведь… не просто смазливый, нет. Он интересный. В нём уже сейчас какая-то настоящая мужская красота.

Недаром за ним все девчонки бегают.

И даже… даже мне он нравится. Очень нравится. Так, что я иногда… иногда думаю, что могла бы общаться с ним если бы не всё вот это… если бы меня не назначили неприкасаемой, если бы мы не сцепились в первый же день. Если бы…

Мне ведь кажется, что и Тор тоже иногда на меня смотрит… не как на врага народа. И даже сейчас, ухмыляется нагло и в то же время…

Или мне просто кажется? Выдаю желаемое за действительное?

- Извини, мышь, одного прости будет недостаточно.

Вскидываю подбородок. Интересно, что они придумали? Бить будут? Унижать?

Детки в клетке. Мне ведь пофигу, абсолютно.

- Я хочу, чтобы ты встала на колени, и сказала, Рома, прости меня, пожалуйста.

- «Конверсы» еще пусть поцелует. – это, конечно, Коршунов.

- Ты поняла? Ле-ра. – на этот раз он намеренно растягивает имя на слоги. Выделяя.

И что же будет, если я откажусь? Продолжаю молчать, но уверена, что Тор правильно считал мой посыл.

- Что? Не хочешь?

Качаю головой.

- Не могу. У меня артроз. Опущусь на колени и больше не встану.

- Придётся, мышь.

- А то что? Ударишь?

Снова наглая ухмылка, которую хочется стереть.

- Ты что, я девочек не бью. Но лучше тебе всё-таки попросить прощения, мышка.

Неожиданно слышу, как за моей спиной раздается испуганный вскрик.

Я поворачиваюсь, и вижу Коршуна, который держит Селену…

Глава 20

Этот поцелуй первый.

Первый настоящий.

Понимаю, что имел в виду отец, когда рассказывал мне про «ту самую, особенную, единственную». Бывают у нас с Тором-старшим и такие… воспитательные беседы.

Объяснял, что не стоит распаляться на девчонок. Скакать от одной к другой. Дурость, мол. Ерунда. Понты перед друзьями, типа, какой я крутой. А в реале – просто грязь. Да я, собственно, и не скакал, так, ну была пара попыток в отношения. Когда вроде как все вокруг стали с кем-то встречаться.

Да и парни из секций друг перед другом понтовались - кто сколько девочек «сделал», пикаперы хреновы.

Мне тоже хотелось.

До разговора с отцом.

Потом наоборот по приколу стало другое. Не просто найти кого-то, с кем можно весело затусить.

Найти такую, от которой башню сорвет.

Чтобы сердце останавливалось рядом с ней. И стучало только для неё. И чтобы хотелось просто рядом. Как отец и мать. Или вот…вот так как сейчас – рука в руке.

Ха! Весело, имея репутацию плейбоя, который подруг меняет как перчатки оставаться, по сути, не целованным девственником. Но это был мой выбор.

Только мой. Никем не навязанный.

Да, отец вложил в мою голову эти мысли. Но выбор делал я сам. Парни, кстати, меня уважали за этот выбор – Коршун и Да Винчи. Они знали.

И батю моего уважали тоже.

Если по серьезу, то с предками мне повезло. Они у меня… любящие. Не помню, когда осознал, что это важно. Это самое важное.

Они всегда такими были – я не всегда замечал. А какое-то время даже казалось – я не нужен. Такой вот весь из себя красавец, чемпион, отличник, «мальчик, который выжил», блин… Да, я как-то назвал себя именно так и…

Получил от отца пощечину. Первый раз.

Второй раз получил за историю с Лерой…

Смотрю на неё. Сидит с закрытыми глазами. И дышит, так легко-легко. Как там было у Куприна? «Легкое дыхание»?

А мне не дышится. Совсем. И колбасит так, что кажется сейчас сердце разорвется.

Мышь… мышка…мышонок мой.

Наши ладони всё еще сплетены. Через это касание я ощущаю вибрации её тела.

Дрожит.

Я боюсь её спугнуть. Хочется прижать её голову к своей груди. Так много хочется сказать. А потом она бледнеет, и я понимаю, что что-то не так.

- Лера?

- Скажи… - голосок хрипит, хреновый знак. Сразу волной разряд по телу.