Мне хочется, чтобы у моей мамы они тоже горели. Они с папой вроде бы поговорили, Хорошо поговорили. Но папа опять уехал, и мама грустит.

Мы так и страдали с ней вдвоем. Сидели обнявшись в гостиной на ковре, смотрели фильмы о любви и плакали.

- Лерка, как вкусно ты пахнешь…

- Ро-ом… - я все-таки стесняюсь его родителей. Мы едем к ним домой, в их машине. На заднем сидении. Рома обнимает меня так… так волнующе. Мне кажется, при родителях это слишком. Хотя я таю в его руках.

- Дико соскучился. Так и съел бы тебя.

- Съешь.

- Глупышка, сама не понимаешь, на что подписываешься.

Я смотрю на него и… и понимаю, что всё серьёзно. То, на что я подписываюсь.

В груди просто шоу китайских барабанов. Колотится с бешеной скоростью. И у Ромки так же. Я слышу. Я чувствую.

И его ладонь сжимает мою.

- Мышь, а я тебя люблю, ты в курсе?

- Да, а я тебя.

- Правда?

- Честно-честно…

Сидим, прижавшись друг к другу. И я знаю о чем мы оба думаем. О том, как побыстрее оказаться в его доме. В его комнате. Вдвоем.

Ну, конечно, по закону подлости у въезда на территорию их коттеджа стоит машина Коршуна.

Данила и Стас тут как тут. Бли-ин! Мы с Ромкой переглядываемся, и он улыбается.

Тор встречается с парнями, у них какие-то свои особенные приветствия – они же иногда как дети, эти вроде бы уже взрослые ребята, почти мужчины.

- Привыкай, Лер, первые сорок лет самые сложные в жизни мальчишки! – это говорит мама Ромки, Анастасия Павловна, и смеется, а отец, Игорь Романович, хитро поднимает бровь, всем своим видом показывая, что он чего-то не понял, разве она недовольна?

Вся большая компания – родители, мы, парни – заходит в дом. А там…

- Пацаны, посидите столовой, а? Ну… мама там наготовила. Да мам?

- Да, Ромашка, конечно, наготовила, как всегда.

Потом он бесцеремонно хватает меня и тащит наверх, к себе. Да Винчи легко присвистывает, а Коршун закрывает ему рот.

Мне немного стыдно. Но только немного. Потому что я дико хочу оказаться наедине с моим Тором. Моим чемпионом. Только моим!

- Лерка… Маленькая моя, как я скучал!

- И я… я тоже, Ром… я так…

Мы забываем обо всем, стоит только двери закрыться, он вжимает меня в неё, обнимает, поднимает на руки, кружит, не знаю, как мы оказываемся на диване, мы целуемся, целуемся, целуемся… и я понимаю, что мои руки уже под его майкой, и его руки… его руки тоже, и…

И это очень приятно. И опасно. И я… я, наверное, впервые в жизни становлюсь не белой как мел, а красной как мак.

- Лерка… мышка… ты… покраснела…

- Ром… я…

- Прости, я не буду. Я…

- Мы же просто обнимаемся и всё. Ничего такого нет.

- Ничего такого? – он улыбается, глядя мне в глаза. – Реал? Я… у меня сейчас сердце из груди выскочит. Я на пределе. Я… просто десять из десяти, мышка. Понимаешь?

- Понимаю. Я тебя люблю. Я… если… если ты…

- Я тоже тебя люблю. И не тороплю. И… я не хочу вот так, слышишь?

- А как ты хочешь? – мне надо это знать, надо услышать. Потому что у меня тоже все внутри горит, взрывается, трепещет, ломается, ноет, стонет, на пределе, за гранью. Остро. Мучительно. Сладко.

- Я хочу женится на тебе, мышь. Только так.

Мне кажется после этих слов я взлетаю, и парю в облаках…

Это называется на седьмом небе?

Вспоминаю мультик, который любила моя Соня, старый, советский, мы с ней все время смотрели их – она показывала. Если бы не одна я как и все была бы продуктом Лунтика и Маши доканывающей несчастного медведя. Это был, кажется, Щелкунчик. Там девочка и заколдованный принц побеждали крысиного короля, а потом взявшись за руки летали… вот так. В облаках. Глядя друг на друга. Растворяясь в любви.

- Лер?

- Что?

- Ты молчишь?

- Я летаю.

- Что?

- Летаю в облаках.

- Как?

- От счастья.

Он осторожно обнимает меня, берет мой лицо в руки, смотрит.

- Ты понимаешь, что все это сейчас серьезно?

- Да… - отвечаю тихо, еле слышно. Мне так хорошо, что я боюсь спугнуть…

Спугнуть счастье.

- Я люблю тебя, Лерка.

- А я тебя.

- Это на самом деле всё серьезно, понимаешь? Я хочу быть с тобой. Очень хочу. Только с тобой и всё.

- А я с тобой. Я… я…

Я хочу сказать, что умру без него. И не могу. Мне на мгновение становится просто дико страшно.

Я ведь на самом деле умру… Правда.

А я не хочу. Я не могу!

Мне нельзя…

Я обещала Соньке… Соне. Сонечке…

Она меня просила.

- Лерчик, ты… только не плачь потом ладно? И живи. На полную катушку. За себя и за того парня, ладно? За меня?

Я не буду умирать. Я буду любить! На всю катушку любить! И жить тоже на всю катушку!

Совсем скоро Новый год. Мы проведем его вместе – мы уже решили. Ну, конечно и Да Винчи с Коршуном будут, и родители. И, наверное, Анфиса. Моя мама, возможно, уедет к отцу. По крайней мере она спрашивала, хочу ли я с ней полететь. Я очень хочу к папе. Но Новый год с Ромкой я хочу больше. Поэтому я уговариваю маму, чтобы она летела сама. А я… я могу и потом, одна? Почему нет? Хотя, может меня и не пустят одну в Израиль, там все как-то сложно. Ну, значит папа и мама вернутся, чтобы побыть несколько дней в Москве.

Очень жду этот Новый год.

Верю, что он принесет только счастье.

Мы закончим школу. Поступим в институт и…

И поженимся. Ромка сказал, что можно сделать это прямо в июне – после ЕГЭ. Или в июле – после зачисления. Или в августе, после его дня рождения. Я сама должна выбрать день. А мне страшно. Мне в апреле будет восемнадцать. Это не рано? С другой стороны… чего нам ждать, если мы хотим быть вдвоем?

Чего ждать?

Все же будет хорошо, правда?

Глава 30

Тридцать семь и семь. Это же не самая высокая температура, да? Ну, если я выпью жаропонижающее, то вполне могу пойти на школьный бал.

Я так к нему готовилась, мы с мамой купили мне очень милое платье, на тоненьких бретельках, с корсетиком и пышной юбкой, нежного сливочного цвета. Изящные туфельки на шпильке. Чулки…

Почему-то это волновало моё воображение особенно сильно.

Мне очень хотелось послушать как ребята будут выступать. Хотелось послушать со сцены песни, которые Ромка написал. Написал для меня. Он сам так сказал, как только он увидел меня, еще тогда в первый раз – стал сочинять.

- Это был какой-то прорыв, мышка, словно тебя подключают к какой-то системе, и ты качаешь из неё слова, мысли, образы. Как будто огромная база данных вселенной, которая тебе помогает. И ты…

- Что я?

- Я смотрел на тебя и… просто слова потоком, без всяких усилий складывались. Кайфовал нереально. Чувствовал связь с… высшим разумом.

- А сейчас, чувствуешь?

- Сейчас еще лучше. Потому что ты рядом со мной.

Он обнимает, целует. Везде.

Даже в школе мы целуемся. Хотя «Ксенон» раз увидела нас и разоралась, требовала прекратить и родителей в школу. И папа Тора сходил. Потом деликатно попросил нас все-таки держаться в рамках приличий.

А мы и держимся! Более чем.

У нас серьёзные отношения. Мы не просто так ради сиюминутного удовольствия.

Рома очень мной дорожит, а я дорожу им.

И очень хочу пойти на бал.

Потому что мечтаю с ним потанцевать. Представляю, как он будет держать меня за талию, прижимать к себе. Шептать какие-то милые глупости – о, это он умеет! И мне очень нравится!

Мне вообще в наших отношениях все нравится. Так, что даже страшно порой, потому что у нас все так хорошо!

В классе, конечно, далеко не всех радует то, что мы вместе. Я же вижу взгляды, которые на меня бросает Миронова! Просто сожрать живьем готова! Хотя Тор удивляется, говорит, что ей с ним ловить было нечего, но…

И Селена…

Я стараюсь абстрагироваться. Мне всё равно. Пусть думает, что хочет.

Селена стала совсем сложной. Грубит всем. Если бы не Мирон, у неё реал были бы большие траблы и с учителями, и с учениками.