- Коршунову, кому еще?
- Давай не будем о нем, ладно? Извини. Я не хочу.
- Селена, ты что боишься его?
- Нет. Просто надоело. Не вижу смысла. Ты сильная. Железная щепка. А я…
- Ты тоже сильная.
- Нет. И не хочу быть сильной. Ненавижу быть сильной. Мать всю жизнь сильная, тащит, тащит на себе все. Брата с ДЦП, меня, сейчас вот еще одного рожать собралась. Неизвестно для чего…
Мне было странно, что Селена так говорить о маме.
- Чем плохо, что твоя мама сильная?
- Всем. Один урод ей жизнь сломал, а она… Любовь у неё! Себе судьбу испортила, и мне тоже…
- А тебе почему?
- Не важно. Скорее бы уже школу закончить и уехать.
- Куда ты собралась уезжать?
- Без разницы. Поступлю в другой город, и уеду. Может в Питер, может в Казань, или вообще во Владик, подальше… Ладно, ты меня извини, что я вот так. Если хочешь, давай будем переписываться. Ты мне нравишься. Только…
- Что?
- Не связывайся с этой компанией. Они... Уроды моральные. Сделают с тобой что-нибудь, и им ничего не будет. У Коршуна отец очень богатый, и чиновник к тому же. Сволочь, и сынок такой же. У Тора спортсмен, телевизионщик, со связями, у Да Винчи продюсер какой-то.
- Что они мне сделают? – было как-то странно это слышать, почему-то я была уверена, что при всей своей наглости, безбашенности, эти парни не пойдут на что-то по-настоящему страшное.
- Лера, просто поверь. Они могут.
- Ничего они мне не сделают. Я таких не боюсь.
- Везет тебе.
Больше мы не виделись, только переписывались изредка.
Мне казалось, что Коршунов даже как-то сник, когда Селена ушла.
Сейчас он смотрит на меня и на Рому прищурившись.
Тор выходит из машины, помогает выйти мне – открывает дверь, подаёт руку. Всё это под аккомпанемент одноклассников – они специально создают звуковое сопровождение, только и слышу «вау», «оу», «ты видела», «трэш», «класс», «офигеть», и тому подобное.
Наклоняясь ко мне Тор говорит:
- Всё будет хорошо.
- Надеюсь.
Еще в машине я попросила его не устраивать показательные выступления.
- Это как, Лер?
- Не надо меня при всех…
- Что не надо? – ухмыляется, хотя все понимает.
- Не надо руки распускать и… целовать.
- Почему? – он напрягается, - Тебе не нравится, когда я тебя…
- Нет. То есть…нравится, - это слово говорю тихо, заставляю себя сказать. – Я не люблю напоказ.
- Я понял. Я, кстати, тоже не очень. Еще условия будут?
- Это не условия.
- Прости. Но… рядом стоять мне можно? Обнимать за талию? За руку брать?
- Можно, если это не мешает…
- Кому? Или чему?
- Учёбе. И мне.
- Я буду стараться, только… сядем вместе?
- Ты же с Коршуном сидишь?
- Перебьется.
Подходим к компании одноклассников. Я слышала, как Тор называл их «дноклами», насчёт дна я соглашусь. Но само слово меня бесит, как и многие другие сленговые. Какими-то я сама пользуюсь, а какие-то раздражают. Особенно бесят псевдоанглийские неологизмы, звучащие из уст Дунаевой.
Типа того, который она выдает сейчас.
- О май гаш, у Ромы новый краш. – просто «рукалицо».
- Привет Тор, здравствуй Лера, - Да Винчи мне улыбается, как будто мы с ним старые друзья, свои в доску. Просто переобулся в воздухе. Хотя мне всегда казалось, что он готов был вполне нормально со мной общаться, но стая захотела моей крови и он не смог пойти против течения.
- И тебе привет. Коршун, а ты ничего не хочешь сказать?
- Виделись.
Да уж. Коршунов поворачивается и молча уходит в школу. Да Винчи смотрит удивленно.
- Что это наш Стасик, не с той ноги встал?
- Не тем местом думал, я бы сказал. Пойдем? Не замерзла, Лер?
- На мне пуховик, Ром, а ты… ты… - хочу сказать, что в этой кожаной курточке он себе отморозит все на свете, но тушуюсь.
- А я горячий парень, Лер. Пошли.
В раздевалке он помогает снять пуховик, вешает на вешалку в самом дальнем углу, а потом и прижимает меня там же.
- Тут нас никто не видит.
- Ром… не надо.
Мне не по себе. Как-то слишком все это быстро. Слишком гладко.
Почему-то в голове всплывают слова Селены.
«Они мажоры, им можно все. Их родители по любому откупят, а ты…»
А что я? Что?
Даже если то, что происходит сейчас между мной и Ромой какая-то чудовищная игра – я свою позицию уже озвучила.
Мне будет больно, но я переживу.
Сломать меня это не сможет. Меня вообще уже, наверное, ничего не сможет сломать.
Усмехаюсь своим мыслям. Слишком самонадеянно. Как бы чего не вышло.
- Лера, прости, я постараюсь держать себя в руках. Пойдем на урок?
Литература. Именно на этот урок мы, наконец приходим. Хотя я бы предпочла любой другой. Не знаю почему.
Ольга Александровна смотрит на нас, слегка поджимая губы.
- Щепкина, Торопов. Объяснительную, почему прогуляли два урока. После занятий мне на стол.
- Ольга Александровна, Лера просто не смогла квартиру закрыть, замок сломался, попросила меня помочь, пока ждали мастера, который всё починит, время прошло.
Как здорово у него получается врать. Как там говорят – складно звонит? Почему-то мне не очень приятно. Я бы сказала правду. Просто прогуляли.
Мы стоим перед всем классом, у электронной доски, и я чувствую руку Ромы на своей талии. И место, где она меня касается начинает огнем гореть. Потому что это видят все.
Все!
Но я не хочу дергаться и отстраняться. Это бы значило, что я боюсь, что мне есть дело до мнения класса, для которого я несколько месяцев уже просто пария. А мне на самом деле глубоко фиолетово, что они подумают.
В этот момент я отчетливо чувствую, что Рома не играет. Что это не очередная подстава, которую он придумал, чтобы опустить меня.
Там, в машине, когда его губы прижимались к моим, когда он дышал мной, когда я чувствовала, как бешено прыгает в груди его сердце – там все было по-настоящему. Для нас обоих.
- Торопов, садитесь, что вы стоите?
- Сейчас, Ольга Александровна, я только хотел кое-что сказать, это важно. Это касается Леры. И меня.
Кровь отливает от щек. С моим организмом все стабильно. Бледная как мел. Рома смотрит на меня, прижимает ближе – вот так, при всех, наклоняет голову, улыбается, говорит тихо.
- Не бойся, мышка, я просто хочу попросить у тебя прощения. Извиниться еще раз.
- Не нужно, - отвечаю так же шепотом, мне правда это не нужно. Лишнее.
- Это нужно мне, Лер, понимаешь? Мне.
Теперь он очень серьёзен.
Звенит звонок, а мы стоим, и смотрим друг на друга, замерли перед всем классом, не стесняясь, и, кажется, это не парит ни его ни меня.
Неожиданно открывается дверь в кабинет.
- Одиннадцатый «Е», почему сидим? – это «Ксенон», Ксения Сергеевна, интересно, зачем? – Встаем, когда директор заходит. Ольга Александровна, что у вас тут опять за представление? Торопов, Щепкина? Те же на манеже? Ольга Александровна, с сегодняшнего дня в вашем классе будет не двадцать четыре ученика, а двадцать пять. Заходи, давай, что ты там стоишь, скромничаешь? Вот, прошу любить и жаловать.
Новенькая? Честно говоря, я в шоке. И Тор, по ходу, тоже!
Глава 22
Меня потряхивает, когда я выхожу из машины. Боюсь. Не за себя, конечно, за неё.
За Леру. За Карелию.
Еще не верится, что всё вот так. И в поцелуй почти не верю.
Вздох. Взгляд. Аромат. Звук. Стук сердца. Ты, только ты, одна ты, снова ты, мне от тебя никуда не деться. От твоих глаз, от твоих слов, от своих снов, в которых ты…
Улыбка у неё такая робкая, милая.
Окрылён и взлетаю.
Вижу Коршуна. Честно, не выкупаю, какого было там в кафе? Что за?
Нет, вчера вечером, дома, там, когда мы собирали запись я, конечно, сморозил, шутканул не думая.
- Тор, ты… чёрт, нет, скажи, что это не какой-то очередной замес?
- В смысле? – не вдуплял реально о чём он.
- Ты опять что-то задумал? Ты… ты хочешь повторить как тогда? На колени?